С возрастом время бежит все быстрее, так что каждый последующий год кажется короче предыдущего. Вроде бы только вчера тебя считали перспективным молодым человеком, а сегодня ты уже взрослый мужчина, добившийся признания коллег и уважаемого положения. Правда, в душе все такой же юнец, растерянный от того, что годы пролетели мимо, унеся с собой самое ценное - время, а личный жизненный опыт так ничему и не научил. Богдан с возрастом все больше убеждался, что ничего не понимает в людях, особенно в женщинах - даже собственную дочь он не в силах был понять, ломая голову над тем, как себя с ней вести, чтобы еще больше не оттолкнуть от себя.
Уже полгода Слава почти не разговаривала с ним, то ли наказывая его за то, что чувствовала себя обманутой, то ли выражая таким образом солидарность с матерью. Ее упорство вызывало у Богдана истинное восхищение, потому что сам он не смог бы так долго избегать человека, находясь с ним под одной крышей, - он это хорошо знал, так как пытался устраивать молчаливые бойкоты родителям, когда сам был подростком, и каждый раз довольно быстро терпел неудачу. У Славы же был несгибаемый характер, и Богдан знал, от кого он ей достался. Вспоминая свою не очень длинную семейную жизнь, он мог с уверенностью сказать, что в этом Слава была похожа на Женю. Да, в ярости его бывшая жена могла кидаться вещами и срывать голос от крика, но когда действительно была зла или обижена, она изводила его своим молчанием неделями. Он не умел успокаивать ее тогда, потому что каждая его попытка к примирению разбивалась о стену безразличия, а иногда делала положение еще хуже. Теперь он также не знал, как вернуть расположение Славы. Он мог бы попытаться купить ее прощение, но отчего-то догадывался, что он этого не оценит: даже будучи совсем малышкой, Слава с подозрением относилась к подаркам приходящего папы. К счастью для Богдана, ему не пришлось выдумывать хитрости и крутить хороводы вокруг дочки, чтобы растопить ее сердце, так как несколько дней назад она сама заговорила с ним и попросила о дополнительных занятиях. Вронченко, конечно, понимал, что будучи девочкой практичной и дальновидной, Слава решилась на этот шаг лишь потому, что знала, что все, кто собирался участвовать в Чемпионате по зельям, уже давно начали готовиться, и что из-за бойкота ее возможность стать чемпионом могла быть под вопросом: желающих принять участие в чемпионате было намного больше, чем предоставленных мест, и чтобы представлять Колдовстворец, нужно было сначала пройти отбор в школе. Также Богдан понимал, это вовсе не значит, что Слава вдруг его простит и все будет как прежде, но даже этот хлипкий мир был лучше, чем полное игнорирование с ее стороны.
В его кабинете пахло воском и сухими травами - этот запах появился здесь задолго до него и, видимо, так глубоко въелся в обитые темным дубом стены, что его было ничем не перебить. Но Богдан никогда и не думал избавляться от него, потому что за годы, проведенные на своем посту, привык к каждой детали своего маленького мирка, и все это стало частью его самого. Это была небольшая комната, заставленная по периметру полками с книгами и различными склянками, посередине стоял большой тяжелый на вид стол, который, казалось, врос ножками в пол. Естественного освящения почти не было - единственное окно, узкое, затянутое разноцветной паутиной витража, выходило на запад. Незнающий человек подумал бы, что здесь только одна дверь - из кабинета алхимии, но на самом деле их было две - другая, в виде книжного шкафа, вела в личные комнаты декана, спальню и крохотную гостиную. Никто никогда не бывал за этой потайной дверью кроме самого Богдана, ну, и иногда Славы.
Он уже закончил все свои дела на сегодня, так что готов был посвятить дочери остаток дня. Они договорились, что она придет в четыре, но Богдан уже ждал ее, сидя за своим древним столом и гоняя по столешнице шарик из закаленного стекла, хотя сейчас было только без двадцати.