Это лето было не слишком жарким, в меру солнечным и довольно приятным, если судить лишь о погоде. Вчера над лесом даже начали собираться тучи, хотя гроза, побродив на горизонте, так и не добралась до них. «Может, хоть прибьет пух, - думала Ярослава, смахивая белую тополиную вату со стола на кухне. – Черт, забыла закрыть окно, снова налетело…» Эти мысли шли фоном, она не концентрировалась на них, подумывая между делом, чем заняться после завтрака. Несмотря на блуждающие по лесам грозы и отсутствие палящей жары, в доме все чаще становилось нечем дышать. Яра старалась отвлечься от мысли что это, возможно, надолго, но каждый раз, поднимаясь наверх и проходя мимо закрытой комнаты Драгомира, ощущала себя так, словно за этой дверью лежит труп, и правила приличия требуют соблюдать траур, который поддерживает весь дом, кажущийся ей непривычно тихим этим летом. Нет, здесь и прежде было, мягко говоря, немноголюдно, но сейчас тишина так ощутимо давила на уши, что становилось неуютно. Наличие брата, напоминающего сейчас по эмоциональному диапазону и способности к контактам живой, но переваренный овощ, ее попеременно то удручало, то угнетало и будило все родственные чувства, выливаясь в попытки заинтересовать его хоть чем-то или поговорить, но порой попросту раздражало и почти обижало. Да, смерть близких людей выбивает из колеи, да, это тяжело и страшно, особенно учитывая все обстоятельства – но ей всегда казалось, что если человеку есть за что уцепиться, если есть в жизни якорь, который способен вытянуть из этой трясины – надо бороться. Через силу, ради других, постепенно снова обретая себя. Каждый раз она тормозила на этих мыслях, словно внутренне боясь продолжать их до вывода, что может быть она сама и не является для брата таким якорем. Это было бы… больно. Потому что кроме него у нее никого больше не осталось. Отец, которого она не видела черт знает сколько, словно бы перестал существовать в их жизни уже давно, как и они в его. Тратить силы на тех, кому ты не нужен, нет смысла. Но Драгомир был ей нужен. И при всей подростковой порывистой злости на него за то, что свалил из больницы не долечившись, что ему вообще кажется наплевать, жить или умирать – в глубине души она каждый раз ощущала эту тревогу и порыв хоть как-то все изменить. «Вот только как…» Еще больше раздражало, что все это целиком меняло ее уклад жизни. Ей было о чем с ним поговорить, было что рассказать о прошедшем учебном годе, куда зазвать поехать этим летом. «Черт», - опомнилась Ярослава, задумавшись над сковородкой. Пока что готовить ему было единственной помощью, которую она могла оказать, но лучше не уходить в себя – он и хорошее ест через раз, а пригоревшее и подавно не заметит.
Поднявшись наверх с подносом, на котором стояли тарелка с омлетом и парой котлет, чай и бутерброд с маслом, девочка изловчилась без рук, коленом нажать на дверную ручку, и толкнула дверь. Картина не менялась, судя по всему. Он так и лежал, глядя в потолок, причем кажется когда она заходила последний раз вчера – был в той же позе… Хотя вряд ли конечно. Ненавязчиво подсунутая на тумбочку книга лежала там же и уже начинала покрываться слоем пыли. За окнами била ключом жизнь, а тут была словно палата умирающего. «Интересно, он слышал гром вчера вечером?» - почему-то пришло ей в голову.
- Завтрак, - без особого энтузиазма оповестила сестра, ставя поднос на тумбочку. И само собой получила привычный ответ. Драгомир если и мог втолкнуть в себя какую-то еду, то только тот минимум, которого хватало на то, чтоб не умереть от голода. Она все расслышала, но все равно упрямо снимала с подноса тарелки и начинала расставлять на тумбочку. И окинула брата взглядом, нахмурившись. «Не стоило беспокоиться?.. Ну конечно, чего уж там. Ты же мне чужой, к чему эти хлопоты, правда?» Смотреть на него было одновременно больно, но при том хотелось сделать что-нибудь из серии – облить водой, отхлестать по щекам, стащить с кровати – чтоб он наконец очнулся от этой замогильной летаргии. Главное не плеснуть чаем, он горячий. Хотя она прекрасно понимала, что никакое физическое воздействие тут не поможет. Да и на человека, который еще недавно был в больнице, а теперь питался повезет если хоть раз в сутки через силу, это может оказать обратный, губительный эффект.
- Сегодня все снова пролежит до обеда и покроется плесенью? – чуть резче, чем требовалось, произнесла девочка, выпрямившись, еще держа в руках горячую чашку. Впрочем, на подобные уточнения брат чаще всего отвечал что-нибудь, что заводило ее еще больше, и Яра понимала, что толку не будет. Чашка начинала жечь пальцы, и она поставила ее на тумбочку.
- Хочу съездить за продуктами, все уже заканчивается, - девочка прошла к окну и открыла его, чтоб впустить в комнату побольше воздуха. Потом обернулась и облокотилась спиной о подоконник. – Давай со мной. А то ты скоро сам заплесневеешь.
Драгомир был уже достаточно здоров, чтобы совершить небольшую прогулку. Таскать тяжелые сумки не требовалось, Яра приноровилась ради больших закупок брать такси обратно. Но вот вытащить его на улицу – это будет достижение.

«Это была гипербола». Ярослава скептически вздохнула, когда брат откликнулся на замечание о завтраке. Типичный признак того, что человеку без разницы, что происходит вокруг – вариант «я просто буду отвечать на все с позиции логики». Безо всяких эмоций и не поддерживая тему. Девушка хмуро пронаблюдала, как он закопошился на кровати, но создавалось впечатление, что скоро и это делать Драгомиру станет не под силу, лень или просто не надо. В таком случае плесенью зарастет реально он сам. Видеть его в таком положении было все еще неестественно, порой Яру неприятно поражало, словно внезапным открытием, то, как человек способен буквально развалиться, рассыпаться. Во всем его облике, в худобе, особенно бросавшейся в глаза когда он начинал двигаться, в интонации голоса, - во всем было нечто пугающе неживое. При этом больше беспокоил даже не сам этот факт, а то, с каким спокойствием все это прогрессировало и укоренялось. В какой-то момент ей показалось, что он все-таки смотрит на нее… Хотя да, он на самом деле смотрел на нее, вот только что он при этом видел – понять было трудно. Его глаза за последнее время потеряли блеск и словно обесцветились. Девушка продолжала сверлить его взглядом, пока он не ответил, после чего нахмурилась еще больше.
- Я-то надышусь, и периодически это делаю, - произносит она, начиная слышать в своем голосе мрачные нотки раздражения, которое очень быстро вытесняет тревогу после его «оставь меня в покое». Она все может понять, она многое готова принять и помочь всем, что в ее силах. Но то, что она старается зря, пока от нее попросту стараются откреститься и продолжить страдать – выше ее понимания и терпения. – Долго это все будет продолжаться? - четко произносит она, и выжидает всего секунду чтоб увидеть в глазах Драгомира хоть какое-то осознание того, что «оставь в покое» не подействовало и ему же лучше будет включить голову и вникнуть в вопрос. – Ты даже вернулся сюда более здоровым, чем сейчас выглядишь. Мог давно прийти в себя и выползти из-под одеяла, на улицу выйти, хоть просто так, хоть через силу – в таких ситуациях оно через силу и начинается, иначе никак. Не говоря уже о магазинах и прочем. И о том, что мне, может, есть о чем с тобой поговорить, что рассказать, и в ответ на это хочется услышать не «ага, молодец» а ТВОЮ реакцию, - ее голос становится все жестче, пусть даже пока не громче. Громче не надо – каждое слово и так произносится с таким напором, что даже если он заткнет уши – смысл пробьется. – А не «оставь в покое», - все-таки добавляет она. Да, во многом это еще и обида. Не эгоистичная, не капризное требование внимания, а констатация факта. То, что в таком состоянии ему не до ее переживания за него – уже не первостепенно важно. Важнее что такими темпами… Яра действительно знает, к чему это в конечном итоге может привести.
- Прошло уже порядочно времени. Хватит, - она прекрасно осознает, что Драгомир понимает сейчас, что именно «хватит». – Или тебе так удобно? Спрятался? – вскидывает бровь девушка, неотрывно глядя ему в глаза, не меняя положения.
Если ему надо – пусть возмутится, вскочит, скажет что она ни черта не понимает, что ему плохо и больно, пусть наорет, запустит в стену чашкой с чаем. Что угодно. Только не то, как он скукоживается на кровати и смотрит вникуда пустыми глазами. Какие угодно эмоции лучше этого. Если предыдущие попытки действовать терпеливо и насколько она вообще умела мягко (учитывая его разбитое состояние) не действуют – кажется терять уже нечего, включая собственное терпение. Если его взорвет и он пошлет ее на эмоциях - лед тронулся. А дальше Яра сделает все, чтобы вытянуть из него поселившуюся в нем смерть.